Интервью, данное Михаилом Мамаевым
журналу "Огонек".
Кто из нас в детстве - да только ли в
детстве?- не мечтал хоть на миг оказаться по ту сторону киноэкрана, сменить
одежды, имя, судьбу, затеряться во времени и пространстве, вкусить плодов от
этого таинственного древа, именуемого коротко "Кино"! И вот наш специальный корреспондент Михаил Мамаев попробовал осуществить эту
малореальную мечту, или, как говорит он
сам, ему просто повезло. Так или иначе, недавно Михаил закончил работу в
съемках фильма "Виват, гардемарины!".
Возвращение незабытых героев
... Снимается кино. Я попал сюда не как
журналист. В один прекрасный момент прозвучала команда "Мотор!", и в короткий промежуток между ней и следующей
командой - "Начали!"- я успел
разглядеть ненавязчивый свой облик в лакированной поверхности
"хлопушки". Это было первое соприкосновение с большим кинематографом
и, как выяснилось, удачное... Через несколько месяцев повторилось то же самое - на другой съемочной площадке. Снимался фильм
"Виват, гардемарины!" ("Мосфильм", 1990, рабочее название -
"Зимнее путешествие"), в котором мне досталась роль князя Оленева-
младшего.
Чем ближе день премьеры, тем больше
понимаю, как мне повезло. Среди кинематографистов бытует мнение, что
"Гардемарины"- это что-то несерьезное вроде "Ласкового мая"
кинематографа. Не берусь судить о "Ласковом мае" с точки зрения
музыки, но, когда я вижу глаза мальчишек и девчонок на его концертах. Из которых исчезает уже ставшее привычным ожесточение, верю,
что "Ласковый май" необходим. Как и наш фильм. Что,
кстати, подтверждают горы писем, приходящие на "Мосфильм" Дружининой,
Жигунову, Боярскому, Харатьяну. Люди имеют
право отдохнуть и отвлечься оттого, что их волнует каждую минуту, зарядиться
положительной энергией. Сериал о гардемаринах - это не просто занимательная
история, это приключения вымышленных героев среди реальных исторических
персонажей на фоне реальных исторических событий. В этом фильме история была не только средством, но и целью
- не случайно так тщательно выбирались актрисы на роли молодой императрицы
Екатерины II и ее матери (их сыграли К.Орбакайте и Л.Гурченко), не случайно авторами сценария тщательно
проштудированы горы специальной литературы. От этого работалось вдвойне интересно.
В нынешних "Гардемаринах" снимались М.Боярский, С. Жигунов, Д.Харатьян, Н.Гундарева, Л.Гурченко, Е.Евстигнеев, С.Садальский,
С.Никоненко, К.Орбакайте... Не со всеми довелось
работать в кадре, но присутствие их неизменно чувствовалось.
Рассказывая о фильме, я сознательно не хочу
касаться сюжета: но отдельные моменты трудно обойти. Один из самых интересных
эпизодов - схватка героев и разбойников во главе с Боярским,
простите с Брильи, на мельнице. Трое против двадцати.
Грандиозный трехъярусный павильон, строившийся несколько месяцев. Настоящее
зерно, мука, куры. Настоящий, с полметра глубиной, бассейн, в который участники
должны падать с пятиметровой высоты и
топить друг друга. В драке будут использованы всевозможные
средства: пистолеты с холостыми патронами, шпаги, пустые бочки, мешки, оглобли,
корзины, ноги, кулаки. Мое главное оружие - деревянная лопата для
разгрузки зерна. В этом эпизоде с лопатой сконцентрировалась вся моя творческая
индивидуальность. Лопата очень напоминала весло. Так и пошло- "Мамаев с
веслом". Поначалу расстроился - хотелось шпаги. Утешил Сергей Жигунов: "Старик,
ты не огорчайся, воспринимай это как вступительный экзамен в отряд русского
кинематографического мушкетерства..."- и я начал
осваивать технику весельно-лопатного боя. Скажу одно: когда увидите вывалянного
с ног до головы в тесте бойца - посочувствуйте ему. Тесто из волос я вымывал в
течение недели.
... Бью одного из разбойников лопатой по
голове. Он падает с высоты второго этажа. Бедные ребята-каскадеры! Для
смягчения падений используются обыкновенные картонные коробки; сотни этих коробок
лежат, заранее приготовленные, в каскадерской каптерке. В считанные минуты
коробки разворачиваются и укладываются в три-четыре слоя. Сверху - тоненький
мат. На Западе, как известно, используются специальные подушки - они слишком
дороги для наших кинематографических смет. Отечественные каскадеры вообще очень
часто подвергаются большому риску, именно из-за отсутствия надлежащей техники.
Например, снимается кадр, где один из разбойников, горящий вылетает из окна
мельницы. У нас это снимается предельно просто: человек окатывается бензином и
поджигается в момент команды "Съемка!". Огонь в данном случае
неуправляем. При боковом ветре он с пылающего плеча обязательно опалит щеку.
Возможностей обгореть - множество не обходится без ожогов и у нас. Кстати,
тушить пламя пришлось в реке, в ледяной воде - эпизод снимался в начале марта.
Сергей Шолохов, "работающий" этот кадр, по видимости, пострадал
напрасно - эпизод в фильм не вошел. А на Западе уже давно для подобных сцен
используются специальные костюмы с управляемым напором пламени. Контролирует
пламя сам каскадер.
... Когда снимали падение после удара
лопатой, за разбойником вниз летели куры. Их, не успевших отдышаться после
приезда на место съемок, кидали с разных сторон из невидимых для оператора
точек. Первый дубль получился плохо - куры не поняли, что от них требуется, и
вместо того чтобы хлопать крыльями, камнем падали вниз. Пока готовили второй
дубль, одна из кур решила, что пора нести яйца, и занялась этим по команде
"Мотор!". Падающее сверху яйцо едва не угодило на голову нашему
оператору А.Мукасею. Кстати, за время съемок на
мельнице куры, жившие в павильоне, снесли не один десяток яиц, и это нельзя
расценивать иначе, как проявление сознательности и повышенной ответственности в
наше голодное время...
... Снимаемся в Петродворце. По ночам,
когда музей закрыт для посетителей. В белые ночи тишина кажется такой плотной,
что ее можно потрогать рукой,- наверное, это от бессонницы. Днем не спится, а
ночью - по пятнадцать- двадцать минут между кадрами и репетициями, на банкетках для посетителей - в общей сложности набирается
час. Снимаются финалы. У меня - это прощание с любимой, и ничего не надо себе
придумывать: прощание в кадре переходит в прощание в жизни. Харатьян
опаздывает на самолет, который унесет его в Одессу, на съемки другого фильма.
Он срывается сразу же после облегченного вздоха "Снято!", на ходу
переодеваясь и едва успев проститься. Несколько часов назад уехали Машная и Лютаева - очень грустно,
так мало были вместе и так много уместилось в эти часы и минуты. Вот
сейчас в кадре прозвучат последние слова Кристины Орбакайте,
и она тоже исчезнет вместе со своей героиней, милой маленькой Фике... Все
когда-нибудь кончается...
... Как завораживает меня эта черта
киносъемок - отсутствие пресловутого единства места, действия и времени. Все
перемешено, все перепутано местами. Кино
как бы сознательно забрасывает тебя в будущее, чтобы ткнуть носом в
какую-нибудь трагическую неизбежность и мимолетность бытия. Если ты сегодня
навсегда прощаешься с любимой, а завтра
впервые дотрагиваешься губами до ее руки, то,
дотрагиваясь, уже знаешь, что ее нет с тобой, что это тень, призрак, и в
то же время перед тобой живой человек, и надо торопиться делать ему добро. Ты
оказываешься в положении маленького бога. Тебе не дано ничего изменить в этой
жизни, но ты можешь воскрешать события и людей, поворачивая время вспять, и
там, в прошлом, делать все на пределе своих возможностей: любить, ненавидеть,
рисковать… Кино дает ощущение того, как бездумно, бездарно и лениво ты живешь в
своей реальной жизни и, главное, как беспомощно…
…На руках у Анастасии Ягужинской
умирает Брильи. Смерть на экране. Нам зрителям,
знакома она только со стороны – со стороны зрительного зала. А как это
происходит на площадке? Наверное, можно «умирать»
спокойно, снимая это, как все остальные сцены: пришли, отрепетировали,
покурили, сняли, пошли обедать… Я не знаю, как относится к своей «экранной»
смерти Боярский. Этот человек вообще любит на вопросы отвечать шуткой, а
на серьезные – тем более. Когда Сергей Жигунов – Саша
Белов посочувствовал Боярскому – Брильи
и сказал, что лучше бы погибла Анастасия и они, два непримиримых врага
погоревали бы на ее могиле и примирились, ведь главным предметом раздора между
ними была женщина, Брильи бурно воспротивился: «Не-е-ет, мне моя участь нравится – погиб из-за любви! Это
отдает классикой».
Когда снимали сцену смерти Брильи, всех лишних
попросили уйти с площадки. После нескольких часов съемки появились, наконец, заплаканная Лютаева и грустный
Боярский. Мы как всегда попытались пошутить насчет «экранных» слез, но услышали
в ответ гневную тираду насчет того, что «кое-кто продолжает преспокойно жить, в
то время как настоящие люди…». Боярский был неразговорчив и не пошел обедать.
Сейчас уже заходит разговор о
продолжении. Я слышал, что в новом сценарии возможно «оживление» Брильи – ведь «никто не видел холмика над его могилой». И
еще я слышал, что Боярский не хочет «оживать». Но Михаил Сергеевич (Боярский)!
Какие же «Гардемарины» без Вас?
…Полезно иной раз остановится, когда все
вокруг тебя движется. Вчера, когда
переставляли свет, я лежал на втором ярусе мельницы на мешках с зерном и мукой,
вглядываясь в темноту над головой, где за многочисленными подвесными переходами,
лебедками, проводами, металлическими тросами и прожекторами еще скрывается
высоченный потолок шестого павильона «Мосфильма». Странно: как я сюда попал и
что я делаю здесь, в княжеском костюме середины восемнадцатого века,
перепачканном мукой и красной краской, да что там – кровью своего героя,
который пять минут назад сражался там, в восемнадцатом веке, против банды
разбойников, рука об руку с друзьями. Через несколько
минут мне предстоит вернуться назад, в прошлое, где без меня уже не обойтись ни
друзьям, ни врагам. Сознание этого и радует, и чуть-чуть пугает. Бывают
моменты, когда особенно устаешь от съемок и кажется, что ботфорты срослись с
ногами и что домой поедешь не на машине, а на лошади, - и тогда ловишь себя на
мысли, что чаша весов – одна с твоей жизнью, а другая с твоей ролью - в
равновесии. Это то новое чувство, которое подарило мне кино. Без которого я теперь вряд ли смогу…